В феврале мы писали о наших читателях Александре и Ирине Белых. В материале рассказ шел о матери Александра, Марии Белой, которая много лет была бессменным депутатом Боровлянского сельсовета, очень деятельным человеком. Ее детство пришлось на период Великой Отечественной войны. В своей книге «Рассказ о моей жизни и моих родных» она описала, как прошли эти страшные годы. Приводим выдержку из ее книги.

«Когда началась война, была объявлена всеобщая мобилизация, и призывали всех мужчин от 18 до 60 лет. Мужчины нашей деревни собрались и ушли на призывной пункт. Но там уже никого не было, кроме одного военного. Он сказал, чтобы шли домой, потому что везде немцы.  

Через несколько дней немцы появились в деревне. Колхоз они разогнали. Землю разделили, у кого была большая семья дали по 7 га, у кого семья поменьше – 3–5 га. Остальное люди мирно разделили сами.   

И люди работали на земле. От земли кормили свои семьи и сдавали заготовки, что были установлены немцами.   

Когда появились партизаны, люди помогали им, как могли. Папа мой был партизанским связным и возил соль из Минска. Сделал на повозке двойное дно, рассыпал тонким слоем соль и снова сбивал доски. Повозку в Минск и из Минска тщательно осматривали. Но ни разу не обратили внимания на дно повозки, давали пропуска, называемые аусвайсами.   

Но что интересно, в деревне Большевик, это 3 км от нашей деревни, стояли немцы. В деревне Малиновка, это в 2,5 км от нас, тоже стояли немцы. В нашей деревне немцы не стояли, и через наше Заболотье партизаны ходили на Минск.

На пути в Минск был небольшой хутор, всего 7 домов. Тогда, как и сейчас, он назывался Дроздова. Это Дроздова словно зачарованное. На этом хуторе ни разу не были партизаны и немцы тоже. Около этого хутора был рядом лес.

В стороне от нашей деревни между Дроздовом и деревней Большевик был еще один небольшой хутор на 8 домов. Там были бараки, в них жили сезонники. Они резали торф с помощью машины и вручную. Этот хутор люди между собой называли Барак. Вокруг нашего Заболотья и до самого Барака был торф.

Еще до войны была проведена узкоколейка с рельсами, и тепловоз в вагонетках возил этот торф на электростанцию в Минск. И в войну немцы тоже продолжали добывать этот торф. Для работы вербовали девчат, и они жили в этих бараках. Только тепловоза уже не было, а рельсы узкоколейки разобрали люди. Немцы торф возили машинами.

У нас во дворе была большая собака. Если с утра она начинала выть, то это означало, что в деревне будут немцы   

Когда они появлялись в деревне, никто и носа не высовывал на улицу. Обычно они ходили по хатам, просили яйко, шпек, это сало. У кого было, давали хоть немного. Немцы собирали свой сбор и уезжали. А если собака выла после обеда, то ночью обязательно будут партизаны. И папа собаку запирал в хату.

Партизаны были разные. Скажут, что, когда они приедут, чтобы люди собирали им мешок или два мешка муки. Если нет муки, то собирали что у кого есть. Люди всегда сами собирали для партизан еду.

Но были среди партизан и такие, которые все брали, короче грабили, а в других деревнях продавали за самогонку. Иногда свои люди были хуже немцев. Это был отряд какого-то Рожи, командира так звали.   

<…>

Бывало, выйдешь вечером на улицу, охватывает ужас: вдалеке видны пожары, горели села, и были слышны крики людей

И каждый день ждем, что с нами может такое быть. Но в нашей деревне видно жил бог, который нас охранял от смерти.

Однажды утром мама послала меня накопать картошки. Я вышла в огород и увидела, что немцы около токов ставят пулеметы и окружают деревню. Я не стала копать картошку, а побежала в хату. И все рассказала маме. В это время мама месила тесто в дежке, чтобы испечь хлеб. И мама сказала: «Спечемся вместе с хлебом».

Папа в это время работал в поле. Когда увидели немцев, то люди повыпрягали коней и пошли домой в деревню. Немцы их не тронули и пропустили домой. И никто на улицу носа не высовывал. Стояла такая тишина, что даже собаки не брехали. Немцы походили по хатам, все деревенские сидели как мыши в норке и дрожали от страха. Ждали смерти с каждой минутой. Но смерть нас обошла стороной.

Немцы постояли часа два и уехали в соседнюю Малиновку. А там люди стали убегать. И 17 человек убили, остальных согнали на ток и их хотели спалить.

Но в Малиновке был человек, который служил у немцев в полиции и был у них заслуженный. Он поручился за людей, сказал немцам, что бандитов они убили, а это хорошие люди, и они никому не причинят зла. И людей выпустили.

И вот это есть судьба жить. Как говорят, своей судьбы не обойдешь.

Недалеко от нашей деревни был большой лес. Немцы его вырезали, а оставляли только маленькие елочки. И от каждой хаты должен быть на работах в лесу хоть один человек, безразлично взрослый или подросток.

Надзирателем в лесу был немец, и он был не очень злой человек. Если скажут ему, что надо маленького ребенка кормить, то он отпускал на один час. Но, упаси бог, вовремя не вернуться, то даст палки. У него все должно было быть точно.

Бревно неси хоть вдесятером, но не сиди; лапки на огонь носи хоть по одной, но не сиди, работай.

Мой папа заболел, и я вместо него ходила в лес жечь ломье. И однажды я случайно сломала маленькую елочку, и получила палки от немца. Потому что нельзя ломать молодняк, надо, чтобы он рос. Немцы надеялись, что они навсегда поселятся в Беларуси.

В нашей деревне была дивчина, и немец-надзиратель в нее влюбился. Говорил, что он Надю заберет с собой в Германию, когда окончится война. Но когда немцы стали отступать, он уже больше никого не отпускал домой. Говорил: «Матка вам капут и нам капут».

И вот однажды мы пришли в лес на работу и ждали два часа, но немец не появился. Тогда послали хлопцев в разведку, но в Большевике немцев уже не было. Они ушли, забрали людей и скот угнали. Кому удалось убежать в лес или кто по дороге убежал, те остались. Но были и такие, которые погибли на дороге. Остальных людей угнали в Германию.

Некоторые после войны, кто остался жив, вернулись домой. Все это даже сейчас вспоминать тяжело. Хотя я была еще небольшая, но все помню, все ужасы, что пришлось пережить.

Когда освободили Минск и пришли наши войска, радости не было конца. Но всех мужчин от 18 до 60 лет снова забрали на фронт. И всех отправили в штрафную роту, потому что были под немцами. Но разве они виноваты.

И там, в Восточной Пруссии, они почти все погибли. Кого до окружения ранили и санитары успели подобрать, те остались живы. Папу моего ранили в живот, и он умер. Он был партизанским связным и посмертно награжден медалью «За отвагу».

Когда окончилась война, домой вернулось несколько человек. Но они все были инвалидами

После войны снова стал колхоз, и люди все, что у кого было, сдали в колхоз. И работали на земле, как всегда. Мама работала дояркой на ферме.  Когда получила похоронку, что папа погиб как герой, то сильно переживала, и мы вместе с ней. От переживаний на нервной почве у нее отнялись ноги. И чтобы как-то выжить, мне пришлось на некоторое время заменить маму и работать дояркой на ферме».