Так, в статье 89-2 указано, что ВНС созывается на основе делегатов от трех ветвей власти и самоуправления, к которым добавляется новый субъект – представители гражданского общества.
На мой взгляд, последняя формулировка несколько неудачная. Понятие «гражданское общество» в Конституции никак не расшифровано, а значит, может широко трактоваться. Причем сам термин чисто западный, который предполагает совокупность НКО, против которых недавно была развернута кампания по ликвидации каналов финансирования и юридических структур. Формально согласно новой Конституции такие объединения могли бы претендовать на участие в ВНС, а как минимум все они будут в скором времени плакаться в европейских посольствах по поводу того, как ужасно нарушаются их конституционные права.
Безусловно, указание на наличие в составе ВНС депутатов или представителей исполнительной власти может иметь место. Но тогда из новой Конституции следует, что их роль дублируется в других конституционных структурах, например, в парламенте, который также является механизмом общественного представительства.
Между тем по факту ВНС формируется в первую очередь на основе крупных трудовых коллективов. Именно работники предприятий и организаций – подавляющая часть делегатов, а не представители исполнительной или законодательной власти, однако этот субъект никак прямо не упомянут в тексте Конституции.
Потенциальная угроза
Здесь же встает вопрос о численности участников ВНС. Напомню, в 2020 году она составила 2,5 тысячи делегатов. В проекте же новой Конституции предлагается 1200, то есть количество представителей сократят более чем в два раза. Имеет ли это политический смысл? Напомню, что делегаты не получают зарплат и не пользуются какими-либо привилегиями. И если мы реально хотим охватить как можно больше трудовых коллективов и социальных групп (то есть сохранить прямое представительство), непонятно, для чего в Конституции при формировании ВНС подчеркивать роль условных чиновников и одновременно сокращать общее количество делегатов. Люди станут ошибочно считать, будто власть создает новую структуру «для начальства», а это не так.
Более того, опыт СНГ говорит о том, что ни одна из попыток создать массовую партию чиновников не являлась успешной. В лучшем случае подобная структура может работать «громоотводом», отводя негатив от национального лидера. Но ее ценность как механизма представительства крайне низкая. Вдобавок возле таких псевдообщественных структур обычно появляется коррупция, когда бизнес видит в них механизм лоббирования собственных интересов и начинает жертвовать их участникам деньги. До сих пор мы по этому пути не шли, а потому нежелательно создавать какие-то новые лазейки в будущем.
Ценность же ВНС и в конце 1990-х, и сейчас состояла в том, что народное собрание объединяло, во-первых, представителей широкого спектра профессий – от работников образования, промышленности и сельского хозяйства до сотрудников силовых структур, причем самых разных возрастов и должностных позиций. Во-вторых, кем бы они ни были по роду деятельности, это однозначно идейные люди, потому что за них поручились в трудовом коллективе и каждого человека его коллеги знают много лет. А подобная прямая связь не всегда есть в парламентском округе, не говоря уже о местном самоуправлении, тем более – о судейском корпусе. Это не хорошо и не плохо. Просто такова уникальная особенность нашей системы общественного представительства, которую, на мой взгляд, нужно подчеркнуть и сохранить.
Что касается численности делегатов ВНС, то в период политического кризиса было очень важно показать, что Президента поддерживает большой срез нашего общества, то есть люди самых разных возрастов и профессий, из всех регионов страны, и что их 2,5 тысячи. Получается, тогда численность была важна, а год спустя ее резко сокращают, когда кризис вроде бы миновал. Боюсь, люди это не совсем правильно поймут с политической точки зрения.
Поэтому считаю, что в Конституции допустимо прямо указать, что ВНС формируется путем выборов делегатов от трудовых коллективов, политических партий и общественных объединений, а не от расплывчатого «гражданского общества». На мой взгляд, следует оставить в нем прежнее количество делегатов.
Противник прекрасно понимает, где лежит ключ к нашей политической власти. Андрей Лазуткин
В отношении же НКО, то есть общественных объедений, да и в целом любых организаций, которые могут не иметь легального статуса, но захотят повлиять на политическую повестку, можно было бы закрепить следующую норму: политическая деятельность в республике не может финансироваться из-за рубежа. Под широкое понятие «политическая деятельность» попадали бы как нелегальные формы работы вроде организации стачек и беспорядков, так и легальные – например, во время избирательных кампаний, но за иностранный счет.
Это крайне важно, потому что совсем недавно мы видели многоступенчатые схемы по легализации средств. Когда сотрудник коммерческой компании, к примеру, получает зарплату якобы за свои трудовые функции, а на самом деле привлекается к работе штаба кандидата, сбору подписей, агитации и уличным пикетам.
Более того, если вы владелец крупного банка или иной крупной компании с сетью филиалов в регионах, то на основе служебной зависимости можете легко сформировать какую угодно структуру. Вплоть до республиканского общественного объединения или даже личной партии, члены которой будут получать зарплату как ваши сотрудники и полностью от вас зависеть.
По сути, именно такая попытка была обозначена после избирательной кампании 2020 года, когда базу подписей штабов с личными данными сторонников протеста хотели использовать для регистрации новых массовых политических структур-однодневок под «новые выборы».
Именно из расчета быстрого создания новых объединений и партий оппозиция первоначально требовала изменений в Конституцию в варианте 1994 года. Такой путь «выхода» из кризиса их вполне устраивал. То есть когда власть закрывает глаза на финансирование данных структур и управление извне и свободно допускает всех игроков в политический процесс, способствуя хаосу (как в свое время в Верховном Совете).
Сомнительное в демократии
Вторая причина, по которой протест требовал нового Основного Закона: его принятие должно было ознаменовать уход Лукашенко на некую символическую должность с потерей реальной власти. В обмен оппозиция прекратила бы уличные волнения и, как говорилось выше, перешла бы к реализации первого пункта, то есть «новых выборов».
Поэтому ее неудовольствие от нынешней реформы понятно. Но для сторонников власти тоже остаются некоторые важные моменты.
К примеру, не совсем ясны вопросы общенародной собственности, которые в нашем государстве являются ключевыми. Напомню, по разным оценкам, порядка 60-70% собственности в республике – это государственные активы, которые в ряде случаев создавались поколениями.
И если, к примеру, мы говорим о том, что ВНС как высший орган представительства формируется на основе трудовых коллективов, то допустима и норма, ограничивающая приватизацию ряда предприятий и коллективов. Сегодня такие решения принимаются Президентом. Но возможна и ситуация, когда иная президентская власть начнет приватизацию активов, действуя в иностранных интересах, как это происходило практически во всех бывших советских республиках. Ключевых объектов не слишком много, но они составляют основу наших поступлений в бюджет, то есть основу нашего социального государства, и, как следствие, основу для президентского электората.
Кстати, в отдельных республиках, типа Кыргызстана, власть как раз и является неустойчивой, потому что не имеет реальной материальной базы. К примеру, ключевым объектом собственности там является крупный золотодобывающий рудник, отданный в иностранную концессию, за контроль над которым постоянно ведут борьбу правящие группировки и рейдерские структуры. Практика показывает, что именно экономическая борьба является реальной причиной государственных переворотов. И, наоборот, полный контроль над стратегическими предприятиями обеспечивает устойчивость власти.
Если же вы формально управляете государством, собственность которого полностью приватизирована, включая такие крупные монополии, как транспорт, коммуникации, энергосистемы, добывающие предприятия, сельскохозяйственные земли, вы в итоге ничем не управляете, а реальный контроль имеет иностранный собственник. Можно при этом иметь самую лучшую конституцию в мире, но лишение экономической базы означает лишение суверенитета в принятии решений. За примерами не нужно далеко ходить, достаточно посмотреть на современную Украину.
В положении о полномочиях ВНС можно указать, что приватизация стратегических предприятий возможна только с согласия ВНС.
Если же никакие ограничения на приватизацию в Конституции не прописаны, в долгосрочной перспективе следует неизбежно ожидать сокращения промышленной структуры экономики, как это происходит везде в СНГ. А значит, люди будут в итоге переходить либо в сферу услуг на низкоквалифицированные позиции, либо уезжать за рубеж. И опять же, это приводит к ситуации, когда власть не просто лишается своего основного электората. Что еще хуже, этот электорат можно будет в любую секунду бросить на баррикады. Только потому что так хочет частный собственник, использующий вашу служебную зависимость: не хочешь идти протестовать – значит не будешь здесь работать. При этом очень сложно доказать нарушение закона, ведь все будет скрыто от внешнего наблюдателя. Но к «демократии» это имеет очень сомнительное отношение.
Не получится, не ликвидируют!
Таким образом, корректировка текста Конституции в части ограничения приватизации и указания на трудовые коллективы в структуре ВНС не потребует больших изменений законодательства. Но она, во-первых, символически закрепит сложившуюся уникальную систему власти, которая отличает нас от других республик, а во-вторых, выступит политической гарантией социального государства в будущем. Такое социальное устройство можно будет ликвидировать, только переломав всю политическую систему в целом.
Также предлагаю вспомнить, по какому принципу год назад были организованы стачкомы на белорусских предприятиях. Были выбраны не те из них, кто реально имел проблемы и потенциал для протеста, а успешные флагманы промышленности, монополисты с зарплатой, которая выше, чем на других предприятиях в республике. И это говорит о реальной цели всех политических телодвижений. Просто если раньше приватизацию могли продвигать либеральные группировки «сверху», через реформы, то теперь инициатива пошла якобы «снизу», от стачкомов. Которые в случае политического успеха вполне могли бы претендовать на передел собственности на конкретных предприятиях. Причем не на проблемных, а на прибыльных, с многомиллиардным оборотом, типа «Беларуськалия».
Более того, я убежден, что если бы мы имели другую картину собственности в республике, если бы в 1990-е Президентом были приняты решения по ликвидации промышленных предприятий и отказано в поддержке сельхозпредприятий, если бы не укреплялись профсоюзы, то власть бы упала без всяких цветных революций. Просто потому, что люди, выброшенные из привычных сфер, потерявшие заработок и любимую профессию, это реальная политическая сила в отличие от постановочных пикетов с цветами или зарубежной диаспоры с кураторами в американских посольствах.
Текст: Андрей Лазуткин
Фото: из открытых источников, Елизавета МАЗУРЧИК
